Герои Победы: истории ветеранов Великой Отечественной войны и тружеников тыла

Каждый из посетителей экспозиции музея Воронежского авиационного завода, посвященной годам Великой Отечественной войны, непременно задерживается у фотографии, на которой изображена задорно улыбающаяся молодая девушка в солдатской форме. Экскурсанты старшего и среднего поколения понимающе кивают, когда заходит рассказ о героине снимка, облетевшего весь мир, попавшего в учебники истории.

Поверженный Берлин. 2 мая 1945 года. В центре города, на Александерплац, ожидалось большое скопление людей – мимо поверженного рейхстага, рейхсканцелярии и Бранденбургских ворот должна была проследовать колонна пленных гитлеровцев. Пост на Александерплац находился в зоне действия 87-го отдельного дорожно-эксплуатационного батальона. Ефрейтору Марии Шальневой полагалось заступить на пост с 11 до 13 часов. Однако по распоряжению штабного начальства она с самого утра вышла на дежурство.

В тот исторический день около Шальневой остановился «Виллис», из которого выпрыгнули два офицера. Один из них был поэт Евгений Долматовский, второй – фотокорреспондент ТАСС Евгений Халдей. Опытный фотокорреспондент сразу увидел «типаж» и вышел из машины: «Откуда, красавица?» – «Из Воронежа!». Щелкнул затвор «лейки» и Мария Шальнева попала в историю.

Ефрейтор Шальнева хозяйничала на улицах Берлина 20 дней. Конечно же, самым памятным из них оказался день 9 мая.

Девушки-регулировщицы из 87-го отдельного дорожно-эксплуатационного батальона с лихвой хлебнули горячих фронтовых дорог. Из пятерых подруг Марии, призывавшихся с ней из одного военкомата, трое навсегда остались в солдатских могилах.

В июле сорок пятого пришел приказ о демобилизации. Мария Шальнева увозила с фронта благодарственную грамоту, подписанную Жуковым, орден Отечественной войны второй степени, медали «За отвагу», «За боевые заслуги», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», «За победу над Германией».

После войны Мария встретила свою судьбу – Мирона Ненахова. Вместе с мужем воспитали двоих детей. До самой пенсии Мария Тимофеевна проработала на Воронежском авиационном заводе. Знаменитой регулировщицы не стало в 1997 году.

Владимир Арсеньевич Пшенко летал на дальнем бомбардировщике Ил-4. В ходе Великой Отечественной войны выполнил 80 боевых вылетов. После войны – командир авиационного полка. 

"Летать начал с аэродрома Выползово на Таллин, Ригу, Любаву. В основном бомбили аэродромы, военно-морские базы, военно-промышленные объекты, железнодорожные объекты. Летали только ночью. Дневных вылетов у меня всего три: на Кенигсберг, на Берлин и на разведку погоды в район Данцига. 

Когда на Кенигсберг летали днем, то там столько самолетов было, что сначала было страшновато. Все думал, как бы не столкнуться. Между нами ходят наши же истребители. Ко мне подошел один. Открывает фонарь, рукой показывает: «Здорово!» Бомбы пошли. Он юрк вниз, посмотрел, куда упали бомбы. Догоняет и показывает большим пальцем вверх: «Во!» Значит, попал.

Мы пошли бомбить железнодорожный узел в Вильнюсе, и на обратном пути меня атаковали три немецких истребителя. В тот вылет стрелком-радистом у меня был старшина Станислав Себелев, который обычно летал с командиром эскадрильи и воевал чуть ли не с самого начала войны. Очень опытный, имевший на счету сбитые днем самолеты. Только благодаря ему я остался жив. Отошли от цели, истребитель зажег фару и пошел в атаку. Себелев мне командует: «Вправо, влево» — и все время стреляет. Хорошо, пулемет не отказал! Отбили атаку одного. Второй заходит, и он его сбивает. Кричит: «Ура! Горит!» Но эти двое меня еще долго преследовали. Мне пришлось снизиться с высоты 3000 до 300 метров. Все время меня догоняли, атаковали, но безрезультатно. Домой пришли — 18 пробоин в плоскости. Экипажи подтвердили, что наблюдали стрельбу и видели горящий самолет. За этот вылет меня представили к ордену Красной Звезды, а Станиславу дали орден Отечественной войны."

Начало трудовой биографии уроженца города Козлова (ныне Мичуринска) Тамбовской губернии Михаила Тернова как специалиста характерно для рожденных в начале прошлого века. Сразу после революции 1917 года умер отец, служащий железной дороги, и мама пошла работать, а пятнадцатилетнего Михаила в 1923 году определили в железнодорожный интернат станции Лев Толстой Московско-Курской железной дороги, где он, окончив школу-семилетку, в 1927 году тут же поступил на работу на дистанцию пути.

Трудился молодой человек и конторщиком, и ремонтным рабочим, и табельщиком, и счетоводом. В 1931 году Михаила Тернова, как лучшего ударника и, судя по всему, человека, хорошо освоившего работу с цифрами, командировали на учебу в Московский техникум путей сообщения – на финансовое отделение. Оттуда в 1933-м распределение – в Ташкент, в управление Среде-Азиатской железной дороги. Работал бухгалтером, дослужился до должности старшего консультанта главного бухгалтера, однако климат Узбекистана переносил плохо, и в конце 1937 года Тернова перевели в Воронеж бухгалтером в отдел капстроительства завода «Электросигнал». В 1938 году Михаила Григорьевича назначили старшим бухгалтером воронежской строительной конторы №4 Министерства авиационной промышленности, откуда уже с должности главного бухгалтера весной 1942-го Михаила Тернова призвали в Красную Армию и зачислили в военно-пехотное училище в Иваново. По окончании минометного отделения лейтенант Тернов с февраля 1943 года – в действующей армии, в 738-м стрелковом полку 134-й стрелковой дивизии.

Первого июня 1943 года в бою за высоту 260,1 в районе Вердино на Смоленщине под сильным артиллерийским и минометным огнем противника лейтенант Тернов – цитируем выписку из приказа: «пренебрегая опасностью, умело и точно открыл огонь своим взводом минометов по огневым вражеским точкам, в результате чего был рассеян взвод пехоты противника и уничтожено 30 немецких солдат и офицеров и отбито три вражеских контратаки». За этот подвиг командир минометного взвода Тернов получил свою первую боевую награду, медаль «За отвагу». Но это был лишь один эпизод большого сражения. В районе Вердино нацистами была устроена мощная линия обороны, оборудованы бетонные доты, проложена сеть траншей, огороженных несколькими рядами колючей проволоки и минными полями. В течение нескольких месяцев шли ожесточенные бои за Вердинские высоты. Каково их значение и масштаб? Приказом Верховного главнокомандующего 19 сентября 1943 года за прорыв обороны противника в районе Духовщина – Ярцево 134-й стрелковой дивизии присвоено наименование Вердинской. Войскам, прорвавшим сильно укрепленную полосу врага и разгромившим его долговременные опорные пункты Вердино и другие объявлена благодарность, и в Москве был дан салют 12 артиллерийскими залпами из 124 орудий! Но главное, что прорыв обороны гитлеровцев на этом участке открыл путь к полному освобождению Смоленской области и Белоруссии. С того момента почти непрерывно 134-я стрелковая участвует в наступательных операциях.

В составе 69-й армии 1-го Белорусского фронта с апреля 1944-го дивизия участвует в Люблин-Брестской и Варшавско-Познанской операциях. Так, в ночь с 17 на 18 апреля 1944 года дивизия занимает оборону на рубежах Дажва, Серкизув, Нары, Осмиговичи, Свинажино. В те же дни по итогам ежедневных упорных боев издается приказ, в котором говорится: «За время прохождения службы в минометной батарее 738-го сп лейтенант Тернов показал все деловые качества и организаторские способности.

За время боев 25-26 апреля 1944 года в районе высоты 217.8 близ д. Осмиговичи Волынской обл. был старшим по батарее на огневой позиции, его минометные расчеты быстро и точно стреляли по врагу и тем самым успешно отразили ряд контратак. Меткими залпами за два дня уничтожили 5 ручных и 2 станковых пулемета и до 30 немецких солдат». Так Тернов заслужил первый орден – Красной Звезды.

16 июля 1944 года началось наступление из района Ковеля. 134-я Вердинская при поддержке авиации и танков прорвала сильно укреплённый район противника, форсировала реки Турья, Западный Буг и вступила с освободительной миссией на территорию Польши. Уже в ночь с 28 на 29 июля силы 738-го и 629-го стрелковых полков захватили на западном берегу реки Висла плацдарм, вошедший в историю Великой Отечественной войны под названием Пулавский. И здесь отличился Михаил Тернов со своими минометчиками. В его представлении к ордену Отечественной войны II степени говорится: «Тов. Тернов 30.7.44 года под сильной бомбежкой и арт. огнем противника руководил переправой на западный берег реки Висла личного состава и мат. части батареи. Организованно закончив переправу, быстро выбрал огневую позицию и, установив минометы, своевременно открыл минометный огонь по контратакующему противнику. Огнем минометов взвода тов. Тернова было уничтожено 4 ручных и 1 станковый пулемет, подавлен огонь 3 ручных пулеметов, рассеяно и частично уничтожено до взвода пехоты противника». За мужество и военное искусство таких солдат и офицеров как Михаил Григорьевич Тернов 9 августа 1944 года и 134-я Стрелковая Вердинская дивизия и ее 738-й стрелковый полк были награждены орденами Красного Знамени, добавив к своим регалиям наименование Краснознаменных.

14 января 1945 года наступлением с Пулавского плацдарма началась знаменитая Висло-Одерская операция советских войск. И минометчики снова на высоте, снова строки из представления к Михаила Григорьевича к награде – ордену Отечественной войны I степени: «Тов. Тернов при прорыве обороны противника в районе дер. Коханув 14.1.45 года несмотря на обстрел огневых позиций противником умело руководил огнем взвода, в результате метких выстрелов уничтожен взвод пехоты, 3 станковых и 4 ручных пулемета противника с их расчетами. 16.1.45 года в бою с контратакующим противником взвод тов. Тернова метким огнем частично уничтожил и рассеял до роты гитлеровцев. Лично в бою показал образцы мужества и храбрости». Наступление продолжалось до 3 февраля 1945 года, до выхода на Одер напротив города Франкфурт-на-Одере. За образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество 19 февраля 1945 года 134-я стрелковая Вединская Краснознаменная дивизия награждена орденом Суворова II степени.

16 апреля 1945 года после подхода тылов, пополнения всех подразделений дивизии и соответствующей подготовки фронта началось решающее и долгожданное наступление на Берлин! Прорвав оборону немцев в районе севернее Франкфурта-на-Одере, части дивизии начали бои по уничтожению отчаянно сопротивлявшейся южной группировки противника. Как вы уже понимаете, это совсем не совпадение – те же даты, те же географические точки в лаконичных и четких приказах командования, касающихся лейтенанта Михаила Тернова. Такие люди не выбирают времена, обстоятельства, они просто становятся достойными их. Последним боевым орденом Михаила Григорьевича стал довольно редкий и высоко ценимый фронтовиками орден Александра Невского, в статуте которого отдельно оговаривалось такое условие: нанесение максимального урона противнику при минимальных потерях своего личного состава. «Тов. Тернов 16.04.45 года при прорыве сильно укрепленной обороны немцев на западном берегу реки Одер в районе города Лебус и расширении плацдарма проявил мужество и отвагу, сочетая их с умением командования минометным взводом. Под сильным артогнем противника он выдвинул свой взвод в боевые порядки пехоты и метким огнем подавлял огневые точки противника и уничтожал его пехоту. В результате умелого управления взводом минометные расчеты действовали слажено и быстро, за три дня боев были уничтожены 3 станковых и 7 ручных пулеметов врага. Во время контратак противника Тернов, действуя хладнокровно и решительно, огнем своего минвзвода накрывал контратакующих немцев, было уничтожено 55 немцев, рассеяно и частично уничтожено до роты пехоты противника».

Преследуя и уничтожая разбитые части нацистов, дивизия продвигалась в направлении Магдебурга. В районе деревни Детерсхаген на Эльбе 9 мая все ее части дали победный салют… Теперь не узнать, как встречал с однополчанами этот день Михаил Тернов, участвовали ли его минометчики в том салюте. Но факт остается фактом: эти люди со всеми наградами, которые венчала медаль «За победу над Германией», ратным трудом обеспечили мир своей стране на десятилетия. И вернулись поднимать ее из руин.

После демобилизации в марте 1946-го в звании старшего лейтенанта Михаил Тернов возвратился в Воронеж. Его назначили заместителем главного бухгалтера сначала стройконторы треста №15 Минавиапрома СССР, а затем и всего треста. В 1949 году он стал главным бухгалтером треста. После – возглавил бухгалтерии завода п/я 57, управления радиоэлектропроизводства Совета народного хозяйства Центрально-Черноземного экономического района, заместителем главного бухгалтера Совнархоза. И, наконец, 18 ноября 1965 года приказом министра авиационной промышленности СССР назначен главным бухгалтером завода №64.

А здесь тоже своего рода боевые задачи, за решение которых Михаил Григорьевич также награжден медалью – «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения В.И. Ленина». В том же 1970 году Тернова представили к еще одной награде страны. Цитата из характеристики: «Исключительно трудолюбивый, опытный и инициативный руководитель, хороший организатор бухгалтерского учета. Подчиненный ему коллектив успешно справляется с поставленными перед ним задачами, совершенствует учет и отчетность, внедряет вычислительную технику.

Все это позволило укрепить на заводе финансовую дисциплину, улучшить взаимосвязь цехов и бухгалтерии в годы пятилетки, при непосредственном участии тов. Тернова М.Г. цехи были переведены на безнарядную систему оплаты труда, проведена большая работа по сокращению отчетной документации, усовершенствована система учета материальных ценностей.

Указом Президиума Верховного совета СССР от 26 апреля 1971 года главный бухгалтер Воронежского авиационного завода Михаил Григорьевич Тернов был награжден орденом Трудового Красного Знамени.

За высокие показатели в социалистическом соревновании Тернов неоднократно получал благодарности директоров завода. На заслуженный отдых его с почетом проводили в 1976 году. В приказе по министерству авиационной промышленности СССР, которым его освободили от обязанностей главного бухгалтера авиазавода в связи с уходом на пенсию, отдельно сказано: «Отмечая многолетнюю и плодотворную работу в авиационной промышленности, объявляю т. Тернову Михаилу Григорьевичу благодарность».

Но ставший родным завод Тернов не забывал, участвовал в работе Совета ветеранов предприятия. Нынешний председатель совета Эльза Перова его прекрасно помнит и по работе, и по теплым встречам заводчан-фронтовиков. «О Михаиле Григорьевиче можно сказать только хорошее как о профессионале и человеке, а особенно запомнились его скромность и величайшая порядочность», – говорит Эльза Ильинична.

Первого июня 1943 года в бою за высоту 260,1 в районе Вердино на Смоленщине под сильным артиллерийским и минометным огнем противника лейтенант Тернов – цитируем выписку из приказа: «пренебрегая опасностью, умело и точно открыл огонь своим взводом минометов по огневым вражеским точкам, в результате чего был рассеян взвод пехоты противника и уничтожено 30 немецких солдат и офицеров и отбито три вражеских контратаки». За этот подвиг командир минометного взвода Тернов получил свою первую боевую награду, медаль «За отвагу». Но это был лишь один эпизод большого сражения. В районе Вердино нацистами была устроена мощная линия обороны, оборудованы бетонные доты, проложена сеть траншей, огороженных несколькими рядами колючей проволоки и минными полями. В течение нескольких месяцев шли ожесточенные бои за Вердинские высоты. Каково их значение и масштаб? Приказом Верховного главнокомандующего 19 сентября 1943 года за прорыв обороны противника в районе Духовщина – Ярцево 134-й стрелковой дивизии присвоено наименование Вердинской. Войскам, прорвавшим сильно укрепленную полосу врага и разгромившим его долговременные опорные пункты Вердино и другие объявлена благодарность, и в Москве был дан салют 12 артиллерийскими залпами из 124 орудий! Но главное, что прорыв обороны гитлеровцев на этом участке открыл путь к полному освобождению Смоленской области и Белоруссии. С того момента почти непрерывно 134-я стрелковая участвует в наступательных операциях.

В составе 69-й армии 1-го Белорусского фронта с апреля 1944-го дивизия участвует в Люблин-Брестской и Варшавско-Познанской операциях. Так, в ночь с 17 на 18 апреля 1944 года дивизия занимает оборону на рубежах Дажва, Серкизув, Нары, Осмиговичи, Свинажино. В те же дни по итогам ежедневных упорных боев издается приказ, в котором говорится: «За время прохождения службы в минометной батарее 738-го сп лейтенант Тернов показал все деловые качества и организаторские способности.

За время боев 25-26 апреля 1944 года в районе высоты 217.8 близ д. Осмиговичи Волынской обл. был старшим по батарее на огневой позиции, его минометные расчеты быстро и точно стреляли по врагу и тем самым успешно отразили ряд контратак. Меткими залпами за два дня уничтожили 5 ручных и 2 станковых пулемета и до 30 немецких солдат». Так Тернов заслужил первый орден – Красной Звезды.

16 июля 1944 года началось наступление из района Ковеля. 134-я Вердинская при поддержке авиации и танков прорвала сильно укреплённый район противника, форсировала реки Турья, Западный Буг и вступила с освободительной миссией на территорию Польши. Уже в ночь с 28 на 29 июля силы 738-го и 629-го стрелковых полков захватили на западном берегу реки Висла плацдарм, вошедший в историю Великой Отечественной войны под названием Пулавский. И здесь отличился Михаил Тернов со своими минометчиками. В его представлении к ордену Отечественной войны II степени говорится: «Тов. Тернов 30.7.44 года под сильной бомбежкой и арт. огнем противника руководил переправой на западный берег реки Висла личного состава и мат. части батареи. Организованно закончив переправу, быстро выбрал огневую позицию и, установив минометы, своевременно открыл минометный огонь по контратакующему противнику. Огнем минометов взвода тов. Тернова было уничтожено 4 ручных и 1 станковый пулемет, подавлен огонь 3 ручных пулеметов, рассеяно и частично уничтожено до взвода пехоты противника». За мужество и военное искусство таких солдат и офицеров как Михаил Григорьевич Тернов 9 августа 1944 года и 134-я Стрелковая Вердинская дивизия и ее 738-й стрелковый полк были награждены орденами Красного Знамени, добавив к своим регалиям наименование Краснознаменных.

14 января 1945 года наступлением с Пулавского плацдарма началась знаменитая Висло-Одерская операция советских войск. И минометчики снова на высоте, снова строки из представления к Михаила Григорьевича к награде – ордену Отечественной войны I степени: «Тов. Тернов при прорыве обороны противника в районе дер. Коханув 14.1.45 года несмотря на обстрел огневых позиций противником умело руководил огнем взвода, в результате метких выстрелов уничтожен взвод пехоты, 3 станковых и 4 ручных пулемета противника с их расчетами. 16.1.45 года в бою с контратакующим противником взвод тов. Тернова метким огнем частично уничтожил и рассеял до роты гитлеровцев. Лично в бою показал образцы мужества и храбрости». Наступление продолжалось до 3 февраля 1945 года, до выхода на Одер напротив города Франкфурт-на-Одере. За образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество 19 февраля 1945 года 134-я стрелковая Вединская Краснознаменная дивизия награждена орденом Суворова II степени.

16 апреля 1945 года после подхода тылов, пополнения всех подразделений дивизии и соответствующей подготовки фронта началось решающее и долгожданное наступление на Берлин! Прорвав оборону немцев в районе севернее Франкфурта-на-Одере, части дивизии начали бои по уничтожению отчаянно сопротивлявшейся южной группировки противника. Как вы уже понимаете, это совсем не совпадение – те же даты, те же географические точки в лаконичных и четких приказах командования, касающихся лейтенанта Михаила Тернова. Такие люди не выбирают времена, обстоятельства, они просто становятся достойными их. Последним боевым орденом Михаила Григорьевича стал довольно редкий и высоко ценимый фронтовиками орден Александра Невского, в статуте которого отдельно оговаривалось такое условие: нанесение максимального урона противнику при минимальных потерях своего личного состава. «Тов. Тернов 16.04.45 года при прорыве сильно укрепленной обороны немцев на западном берегу реки Одер в районе города Лебус и расширении плацдарма проявил мужество и отвагу, сочетая их с умением командования минометным взводом. Под сильным артогнем противника он выдвинул свой взвод в боевые порядки пехоты и метким огнем подавлял огневые точки противника и уничтожал его пехоту. В результате умелого управления взводом минометные расчеты действовали слажено и быстро, за три дня боев были уничтожены 3 станковых и 7 ручных пулеметов врага. Во время контратак противника Тернов, действуя хладнокровно и решительно, огнем своего минвзвода накрывал контратакующих немцев, было уничтожено 55 немцев, рассеяно и частично уничтожено до роты пехоты противника».

Преследуя и уничтожая разбитые части нацистов, дивизия продвигалась в направлении Магдебурга. В районе деревни Детерсхаген на Эльбе 9 мая все ее части дали победный салют… Теперь не узнать, как встречал с однополчанами этот день Михаил Тернов, участвовали ли его минометчики в том салюте. Но факт остается фактом: эти люди со всеми наградами, которые венчала медаль «За победу над Германией», ратным трудом обеспечили мир своей стране на десятилетия. И вернулись поднимать ее из руин.

После демобилизации в марте 1946-го в звании старшего лейтенанта Михаил Тернов возвратился в Воронеж. Его назначили заместителем главного бухгалтера сначала стройконторы треста №15 Минавиапрома СССР, а затем и всего треста. В 1949 году он стал главным бухгалтером треста. После – возглавил бухгалтерии завода п/я 57, управления радиоэлектропроизводства Совета народного хозяйства Центрально-Черноземного экономического района, заместителем главного бухгалтера Совнархоза. И, наконец, 18 ноября 1965 года приказом министра авиационной промышленности СССР назначен главным бухгалтером завода №64.

А здесь тоже своего рода боевые задачи, за решение которых Михаил Григорьевич также награжден медалью – «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения В.И. Ленина». В том же 1970 году Тернова представили к еще одной награде страны. Цитата из характеристики: «Исключительно трудолюбивый, опытный и инициативный руководитель, хороший организатор бухгалтерского учета. Подчиненный ему коллектив успешно справляется с поставленными перед ним задачами, совершенствует учет и отчетность, внедряет вычислительную технику.

Все это позволило укрепить на заводе финансовую дисциплину, улучшить взаимосвязь цехов и бухгалтерии в годы пятилетки, при непосредственном участии тов. Тернова М.Г. цехи были переведены на безнарядную систему оплаты труда, проведена большая работа по сокращению отчетной документации, усовершенствована система учета материальных ценностей.

Указом Президиума Верховного совета СССР от 26 апреля 1971 года главный бухгалтер Воронежского авиационного завода Михаил Григорьевич Тернов был награжден орденом Трудового Красного Знамени.

За высокие показатели в социалистическом соревновании Тернов неоднократно получал благодарности директоров завода. На заслуженный отдых его с почетом проводили в 1976 году. В приказе по министерству авиационной промышленности СССР, которым его освободили от обязанностей главного бухгалтера авиазавода в связи с уходом на пенсию, отдельно сказано: «Отмечая многолетнюю и плодотворную работу в авиационной промышленности, объявляю т. Тернову Михаилу Григорьевичу благодарность».

Но ставший родным завод Тернов не забывал, участвовал в работе Совета ветеранов предприятия. Нынешний председатель совета Эльза Перова его прекрасно помнит и по работе, и по теплым встречам заводчан-фронтовиков. «О Михаиле Григорьевиче можно сказать только хорошее как о профессионале и человеке, а особенно запомнились его скромность и величайшая порядочность», – говорит Эльза Ильинична.

Он родился в бедной фабричной семье в городе Камышине Саратовской губернии. Шла первая мировая война. Отец семейства Петр Авдеевич Маресьев вскоре после рождения сына ушел на фронт, вернулся через полтора года с многочисленными ранениями, сильно подорвавшими его здоровье. В 1919 году он скончался, оставив жену с тремя сыновьями – Петром, Николаем и младшим Алексеем, которому тогда исполнилось всего три года, почти без средств к существовании. Мать Екатерина Никитична была малограмотной, работала уборщицей в конторе завода, денег в семье не хватало, экономить приходилось на всем.

Алексею удалось получить только начальное образование. После школы он поступил в фабрично-заводское училище при лесозаводе в Камышине. В училище ребят кормили, а главное – учили рабочей профессии. Алексей получил профессию токаря по металлу и начал работать на этом же лесозаводе. Одновременно поступил на рабфак. За три года он вырос профессионально, получив квалификацию токаря шестого разряда.

В начале 1930-х годов в стране бурными темпами начала строиться авиация. Молодежь «заболела» мечтой о небе. Повсюду открывались аэроклубы. Не остался в стороне и Алексей. Желание овладеть летной профессией появилось, когда он, еще мальчишкой, впервые увидел самолёт.

В 1934 году по комсомольской путевке Алексей отправился в Комсомольск-на-Амуре. Строительство завода больше походило на сражение. Корчевали тайгу, рыли котлованы под фундаменты будущих заводских цехов, выполняли другие работы, так необходимые стройке…Часто приходилось работать по 12 часов в сутки. Именно тогда формировались черты его характера - твердость, упорство, сила воли, взаимовыручка. Он  научился стойко переносить лишения, не бояться трудностей.

В конце 1934 года прошел слух об открытии в городе аэроклуба Осовиахима. В 1935 году был объявлен первый набор на летное обучение. Среди первых 78 желающих был и Алексей Маресьев. Но по состоянию здоровья его не приняли – в детстве он перенес тяжелую форму малярии, что привело к ревматизму. Неудачная попытка только усилила его желание осуществить мечту. Для укрепления здоровья он в свободное время начал заниматься спотом, закаляться, купаясь в ледяной воде Силинки. Алексей физически окреп и со второй попытки ему удалось поступить в аэроклуб. Теорию он освоил на «отлично». А в 1936 году начал летать с инструктором Александром Ереминым на самолёте У-2.

В 1937 году Алексея Маресьева призвали в армию и направили служить на Сахалин. В 1938 году он прибыл в Читу, где поступил  в школу военных пилотов. В 1940 году он окончил училище, где его оставили инструктором.

Жизнь и подвиг Алексея Маресьева известен во многих странах мира, благодаря книге Бориса Полевого «Повесть о настоящем человеке».

Герой ушел из жизни в 2001 году в мае, буквально за час до начала торжественного вечера в честь его 85-летия. 

Тихомиров Владимир Алексеевич воевал в составе ВВС Краснознаменного Балтийского флота. В официальном списке побед числится 14 самолетов, в том числе, 11 – сбитых лично. После войны служил в 58 ИАП на Дальнем Востоке.

Владимир Алексеевич: "Самый трудный вылет был у меня в июне, во время наступления против финнов на Карельском перешейке. Тогда мы прикрывали группу "Илов" 35-го полка, атаковавших корабли в Финском заливе, и были перехвачены 18 ФВ-190. Три или четыре раза я сходился в лобовой атаке с одним из "фокке-вульфов". В последний раз мы разошлись с ним в самую распоследнюю секунду - он прошел у меня над головой. У меня в груди все отлегло, как с того света вернулся - ведь мы почти столкнулись! 

А я как летчик-истребитель могу сказать, что пусть мне надо будет сбить бомбардировщик, а его будут прикрывать десять истребителей, я собью его, если захочу. Я наберу высоту, весь строй прошибу, может, и сам погибну, но его собью. Так и немцы. Они хорошо воевали, у них опыт огромный был - больше, чем наш…
Як-7 был хорошим истребителем, разве что вооружение было слабовато, а вот Як-9 был по-настоящему хорош - быстрый, маневренный. На Як-7б обзор назад был плох, а на "девятом" стоял каплевидный фонарь, видимость через который была превосходная. 

Среднее полетное время было полтора часа, но опытные летчики летали и дольше, если, конечно, обходилось без воздушных боев. Меньше топлива было у Як-3, но он и весил-то - как современная легковая машина. Бензин заливали не ниже 92-го. Вооружения было достаточно. Я никогда не стрелял дальше, чем со ста метров, а на такой дистанции пробивалась любая броня.

Я счастлив, что у меня был шанс защищать Родину, и я рад, что смог выполнить долг до конца. Да, я убивал, и учил убивать, но об этом хорошо сказал один летчик-штурмовик, я могу полностью присоединиться к этим словам: "Это было самое счастливое и горькое время. Горькое, потому что было много зла и горя, а счастливое - потому, что я делал то, что должен был делать! Никаких планов, ценилась только победа, у меня были настоящие друзья, большинство из них уже умерли. Тогда мы знали, за что бьемся, и почему. Для тех, кто воюет, война - это испытание: из какого теста они сделаны. Она дает тебе опыт, который ты больше нигде не получишь. Для мирных жителей война - это ад, а для солдата - тяжелая, грязная и опасная работа… Когда война заканчивается, гражданские люди начинают говорить разное о том, что делали солдаты. Что-то не имеет оправдания, но все это надо оставить войне. Мои руки по локоть в крови, но я горжусь тем, что я делал, и если бы довелось, повторил бы все, не задумываясь".

Молодым бы я сказал так: храните мир, во время войны не задумывайтесь, воюйте, но будьте людьми, а не зверьём, а когда война закончится - остановитесь, не таите злобы, прощайте, но ничего не забывайте!"

Начало трудовой биографии ветерана завода Б.А. Копытова (1920-2000 гг.) по времени практически совпало с началом Великой Отечественной войны. Работникам он был знаком не только как инженер-конструктор отдела 305 ОКБ, но и как талантливый поэт, и многие коллеги считали себя поклонниками его стихотворного дара. Сегодня мы познакомим вас с «военными» воспоминаниями Б.А. Копытова.

Первый свой госотпуск с первой путевкой в дом отдыха «Ройка» я получил 19 июня 1941 года. Путевка была с 20-го июня, а 22 июня 1941 года, в воскресенье, началась война. Нас, «несолоно хлебавших» отдыхающих заводчан, вечером того же дня отправили на завод. Только и успели мы познакомиться друг с другом, да утром, еще до выступления В.М. Молотова по радио, сфотографироваться в березовой роще на память. Отъехали в город поздно, уже ночью. Когда зеленоватый состав неторопкого пригородного поезда дотащил нас до старого Ромодановского вокзала, над городом вставал тревожный рассвет второго дня войны. Был понедельник 23 июня. По улицам города во все направления передвигались сухопутные и моторизированные части горьковского гарнизона. Шумели моторы военных грузовиков, лязгали гусеницы танкеток, громыхали танки. Молодые бойцы Красной Армии шли без песен, в тягостном молчании. Был слышен гулкий топот кирзовых сапог. На вокзале уже формировались первые эшелоны. Иду с поезда, а на душе кошки скребут: отец уехал на Черное море, а друг Хохлов Николай служит на самой границе с Польшей, в городке Пружаны. Как они там, живы ли?

Помню, как сейчас: стучу в окно, охваченное пламенем июньской зари, за спиной рюкзак, а в руках букет наспех нарванных полевых цветов. Мать, раздвинув занавеску, глядит на меня с несвойственным ей испугом. Затем торопливо бежит открывать мне дверь. «Ну, вот и отдохнул», – тихо вполголоса произносит она с печалью и как-то неловко садится на край стула, – Что-то теперь будет с вами, молодыми? Дождались все-таки…»

23 июня пополудни поехал на завод. В отделе № 24, где я работал год, тут же мне вручили направление в цех № 110 на участок склейки. Цех на меня вначале произвел удручающее впечатление. Был период формирования новых мастерских, специализированных участков. По гулким пролетам перемещалось новое оборудование: станки, верстаки, болванки и всякие другие приспособления. Там и здесь возникали стихийные споры, обсуждения, пререкания…Прислушиваюсь к разговору бригадира с мастером участка Потаниным С.В.:

– Что с ними делать-то, Сергей Васильевич! Ведь форменные белоручки. Маменькины сынки. Намаемся с такими!

Потанин задумался, затем, обращаясь к бригадиру, хлопает меня за всех по плечу:

– Выдюжат! Ребята молодые. Будем учить уму-разуму, гонять до третьего пота. Пообвыкнут. И все-то мы не сразу в мастера выходили!

И началось цеховая страда. Смены – по 12-14 часов в сутки. Прежде чем встать к верстаку, я почти месяц работал в такелажной бригаде по реконструкции цеха. Целыми днями занимались планировкой участков, переносили станки, оборудование, оснастку. Особенно доставалось рукам и спине от перетаскивания крупногабаритных прессов-шаблонов. Крановая механизация в цехе была далеко несовершенной, многие тяжелые и трудоемкие работы приходилось делать примитивно, вручную или с помощью элементарной лебедки и лаги.

Приезжал с завода домой в одиннадцатом часу вечера, наскоро перекусывал и замертво валился в постель. А утром, в пять часов, надо было уже быть на ногах и к семи утра без опозданий на трамвае 7-го маршрута добираться до завода. Очень часто этот восьмикилометровый участок приходилось проделывать «на своих двоих». Но мы были молоды и все сдюживали.

Перед новым, тяжелым для страны, 1942 годом меня вызвал в себе в кабинет парторг цеха К.В. Шушенков.

- Вот что, Копытов, я слыхал, что ты владеешь карандашом и кистью, и кое-что кумекаешь в стенной печати. Нам такие люди сейчас нужны вот так! – парторг провел ребром ладони по горлу. – С завтрашнего дня переходи к художнику Илье на чердачную мансарду и, как говорят, бей фашистов пером и кистью!

– А как же участок, Константин Васильевич? – недоуменно спрашивал я.

– Это, брат, не твоя забота. Мы уж как-нибудь обойдемся без одного ученика столяра. Все утрясено с цехкомом и начальником цеха. Будь спокоен и приступай к новой работе.

Наутро другого дня я уже – напарник художника цеха № 21 Ильи Фирера. Заказы от начальства и с производственных участков сыплются, как из рога изобилия. Пишем целыми днями, не разгибая спины, на два огромных цеха (21 и 110) «молнии», «фронтовые вахты», объявления, портреты передовиков фронтовых бригад, лозунги, соцобязательства, панно, карикатуры на Гитлера и его фашистское отребье…

Каждое утро с горечью и болью в сердце передвигаем по карте флажками линию фрона на Восток. И с великой радостью переставляем красные флажки нашего декабрьского наступления под Москвой. Каждый день по нашему цеховому радио с тревогой и надеждой слушаем голос Юрия Левитана, сводки Совинформбюро, передачи «В последний час».

Наш «мазильный» закуток, цеховой Парнас – на чердаке цеха № 110. Там рождаются заметки, стихи, карикатуры, басни, частушки. В шутку рабочие цеха называют наш закуток «художественной студией» или просто «мансардой». И мы были сердечно рады тому, что наш «мазильный» труд не пропадает даром, а завет, поднимает рабочий народ трудового тыла ковать победу над коварным врагом. Наш чердачный закуток был для нас своеобразной литературно-художественной школой. Там мы с упоением читали публицистические антифашистские стихи Ильи Эренбурга, публикуемые в центральных газетах, и великолепные лирические стихи Константина Симонова из его «Фронтовой тетради».

Во время Великой Отечественной войны совершил 342 боевых вылета, провел 70 воздушных боёв, сбил лично 8 и в группе 15 самолётов противника. До 1975 года служил на различных командных должностях в ВВС. Генерал-лейтенант. Герой Советского Союза.

"День 9 марта 1942 года запомнился мне на всю жизнь. В нашей группе было семь истребителей. Я — ведущий. 

Приблизившись к линии фронта, справа, почти на одной высоте с нами, я увидел группу из шести Me-109 и тут же, чуть ниже, — группу бомбардировщиков Ю-88 и Ю-87. Сзади, на одной высоте с бомбардировщиками, шли еще двенадцать Me-109. Я увидел, что эти 12 Ме-109Е, которые летели за бомбардировщиками плотной группой, шли в качестве штурмовиков. Следовательно, прикрытие составляли только те шесть Ме-109ф, которых я заметил чуть раньше. 

Я в тот момент был занят лишь одной мыслью: не дать противнику нас обнаружить. Думаю, если сейчас начать бой, я понесу большие потери. И решил отвернуть с маршрута к этим бомбардировщикам.  

Поэтому я просигналил ребятам: «Вижу! Всем — внимание! Следить за мной!» Решение было принято. Необходимо было выполнить небольшой доворот всей группой влево, уйти на юго-запад с набором высоты и атаковать противника с запада. Это обеспечивало нам внезапность атаки и, следовательно, преимущество.
После набора высоты я дал команду «все вдруг» к развороту вправо, и с небольшим снижением, с газком, мы вышли на прямую для атаки. 

Каждый из нас в этой массе сам себе выбирал цель. Исход боя теперь зависел от первой атаки. Мы атаковали и истребители, и бомбардировщики: уничтожили сразу четыре самолета, из них два бомбардировщика. Потом все смешалось — мы попали в общую группу. Тут главное — не столкнуться. Объем, в котором все происходило — небольшой; бой стал носить хаотичный характер: идут трассы, мелькают самолеты, можно и в своих попасть... Немцы стали уходить, и на догоне я сбил один Me-109. Поскольку бой проходил на предельных режимах двигателей, горючего уже почти не было. Я понял, что надо собирать группу — подаю сигнал сбора. Все — в полном порядке! Я чувствовал радость победы, удовлетворение необычное, какого никогда и не испытывал! Первые-то дни мы чаще в роли побежденных были. 

Откровенно говоря, на моих глазах, если считать от начала войны, это первый столь результативный победный бой. Бой, проведенный по всем правилам тактики, со знанием своей силы и с максимально полным использованием возможностей новых отечественных истребителей. Главное, что мы поняли, что можем бить фашистов. Это было так важно для нас весной сорок второго года!"

В 1940 году окончил Чугуевскую военную авиационную школу пилотов, остался в ней лётчиком-инструктором. В июне 1942 года был откомандирован в действующую армию на Калининский фронт в должности старшего лётчика 728-го истребительного авиационного полка. Участие в боевых действиях Великой Отечественной войны - с октября 1942 года. Летал на Як-7Б, Як-9Д, Як-3. Совершил свыше 200 боевых вылетов, принял участие в 45 воздушных боях, в которых сбил лично 21 самолёт. Герой Советского Союза, генерал-лейтенант. 

"Как-то повёл я четверку, нас должны были навести на «раму», которая досаждала наземным войскам. Но нас заметили, она сразу ушла в облака, а нас ещё к тому же зенитка обстреляла. Ну, я четвёрку увёл за облака, смотрим, а там целая армада идёт на Харьков. «Юнкерсы»-88-е, выше них «хейнкеля» идут, а над ними маневрируют истребители. Я связался с КП, передал эту обстановку. Меня запрашивают – «Ваши действия?» Ну, а какие, и так ясно, какого ответа от меня ждут: «Буду атаковать!» Подобрались метров на сто пятьдесят, но они идут вплотную, и как открыли огонь, никуда и не сунешься. Отвернули, пошли на второй заход. И вдруг замечаю, что один из моих горит. Сашка отворачивает, чтобы сбить пламя, а мы ведь и так над территорией противника, а тут ещё больше в сторону противника. В итоге он приземляется на полянке на фюзеляж. Я над ним пролетел, оценил обстановку, вижу, что он из кабины не вылезает, и передал своим: «Прикройте! Иду на посадку!» Выпустил шасси, подзавис немного, плюхнулся, во время пробежки носом ковырнулся, но даже не заметил сам. Подрулил к нему. Подбегаю к самолету, открываю кабину, а он весь обожжённый, раненый. Помог ему выбраться, дотянул до своего самолета и только тут стал ломать голову, куда ж его посадить? Самолет-то одноместный. А сзади за бронестеклом есть багажник, где техники инструмент держат, чехлы туда закладывают, вот туда я его и затянул. Можно сказать, запрятал, и стал взлетать. Уже всю полосу пробежал, а скорости достаточной для отрыва всё нет. Даже глаза закрыл, ну, думаю, всё… Но ручку поддёрнул, а там попалась то ли кочка, и она сработала как трамплинчик, самолёт оторвался, покачался-покачался, и над верхушками деревьев еле-еле пошёл…

Ну, кое-как до линии фронта дотянул, и надо садиться, где придётся, потому что горючего уже почти не осталось. Двигатель у меня уже остановился, но я зашёл с запасом высоты, и в конце полосы сел с выключенным двигателем. Тут сразу «санитарка» подъехала, Сашку вытащили и увезли. А в это время в нашей 2-й Воздушной Армии как раз находился Александр Твардовский. Он к нам прилетел на По-2. Меня вызвали, и долго мы с ним беседовали. Во время нашего разговора он прочитал свои строки, ставшие крылатыми:

У летчиков наших порука такая,
заветное правило есть,
врага уничтожить большая заслуга,
но друга спасти это высшая честь!

И вы знаете, у меня даже где-то слеза пробила. Я ведь и не считал, что какой-то подвиг там совершил, просто товарища выручил. Но потом я подумал, а действительно, ведь мог бы там и остаться, не взлететь, а мог бы и в лесу завалиться…"

История Игоря Викторовича Емельянова, Консультанта Совета Старейшин ОКБ Сухого

Много лет назад, слушая рассказы моего деда Василия Леонтьевича, я удивлялся, как это он в больших подробностях помнит свое детство, молодость и ту, еще первую, мировую войну, в которой он принимал участие. Он отвечал: «То, что было в детстве и молодости, помнится очень хорошо, а потом все - как один день». Теперь я ему верю.

Так вот, в тот далекий 1941 год, когда началась война, мне шел седьмой год, но обо всем, что происходило вокруг меня и со мной, помнится до мелочей!

Отец мой, работник московского авиазавода, с группой специалистов в мае 1941 года был командирован на Тбилисский завод имени Димитрова для передачи опыта по серийному выпуску самолетов Ла-5. Поскольку командировка предполагалась длительной, всем командированным специалистам разрешили взять с собой семьи. Так мы с моей мамой очутились в городе Тбилиси.

Жили мы на улице Баратошвили, рядом с бурной рекой Курой. Детям, конечно, был строгий запрет ходить к реке, но мы его нарушали. Нарушали, потому что нам, мальчишкам, было очень интересно наблюдать, как на другой стороне реки работал военный лагерь по подготовке собак-подрывников танков. Сначала собак учили спокойно передвигаться с грузом на спине. Грузом были мины. Потом, после воздержания от еды, собак кормили под гусеницами танков, макеты которых стояли в лагере. После непродолжительной недельной тренировки их отправляли на фронт! То были собаки-камикадзе - будущие герои, истребители вражеских танков!
Вскоре начались периодические налеты на Тбилиси, бомбежки, и мать, разрываясь между мной и совсем маленьким братом, попросила отца забрать меня, непоседу, на завод под свою строгую опеку и неустанный контроль. Отец мой был в это время начальником цеха аэродрома завода, отправляющего готовые самолеты на фронт. Заканчивался 1941 год. Это был, пожалуй, один из самых трудных периодов для всего Закавказья. Здесь я впервые увидел военные самолеты, которые отправлялись на фронт, и близко познакомился с друзьями-соратниками отца по работе. Это были летчики-испытатели, механики самолетов. Так произошло мое первое знакомство с авиацией, со всеми ее особенностями в те военные годы.

Конечно, мне было хорошо в этом коллективе. Была у меня и «работа» - перед взлетом очередного самолета очистить взлетную полосу от черепах, которые выползали на полосу из травы, чтобы погреться. И еще у меня была обязанность - ежедневно контролировать и изменять положение линии фронта на большой карте Советского Союза, висевшей на стене летной комнаты. Сохранились две фотографии летной команды ЛИКа Тбилисского авиазавода, на которых видна и эта карта с линией фронта, отмеченная иголками с протянутой по ним ниткой. Это было в суровом 1942 году!

А мою несложную «работу», да, наверное, больше от душевной доброты, меня, мальчишку, баловали летчики, угощая шоколадом и сгущенным молоком из своего летного пайка. Один раз для меня это кончилось плохо. Был среди летчиков транспортник, летавший на Ли-2, Абрамов Федор Леонтьевич. Однажды он решил накормить меня, в то время вечно голодного, и угостил сгущенным молоком из большой 3-килограммовой банки, сказав, чтобы я ел досыта. С тех пор сгущенное молоко я видеть не могу!

Были в те годы и острые моменты, когда старший военпред, ответственны за отправку самолетов на фронт, периодически навещал моего отца с традиционным вопросом: «Сколько мы должны отправить сегодня на фронт самолетов?». «Четыре!» - отвечал оте. «А сколько уже отправили?». «Три!». «если сегодня четвертый не уйдет, пойдешь под трибунал!», - грозно вещал военпред, побрякивая личным оружием. Это была его работа. Но чаще было наоборот - завод производил, а ЛИК отправлял самолеты на фронт с выполнением и перевыполнением плана. В то время иначе было нельзя.

И все это было на моих глазах, как будто вчера! У нас в семье сохранились две вырезки из газеты «Заря Востока» за 13 октября 1942 года и 10 апреля 1943 года. В них отмечаются заслуги цеха, руководимого Емельянович В.Н., по обеспечению фронта сверхплановой продукцией завода, то есть самолетами. И я горжусь тем, что я был близко знаком с людьми этого завода, среди которых был и мой отец. С этого времени я, пожалуй, и стал приверженцем авиации. Знакомство с авиацией продолжилось и стало моей профессией на всю жизнь.

Однажды летним утром упомянутый мной летчик Ли-2 Ф.Л. Абрамов, хороший друг нашей семьи, предложил мне «прокатиться»: «Мы летим со срочным грузом для фронта в Сталинград. Давай с нами!». Амулет вез в бочках кристаллический сухой под для медсанбатов фронта. Я, конечно, согласился. Не знаю, в курсе ли был отец. Так я первый раз в жизни оказался в воздухе и летом 1943 года увидел освобожденный Сталинград! Был я, конечно, только на аэродроме и всего несколько часов, но впечатление было огромное! Второй раз я летел на этом же самолете вместе с отцом домой, в Москву, в июле 1944 года. Посадка была на теперь мне родном Ходынском аэродроме.

Из того военного времени, увиденного детскими глазами, хорошо помнится «шествие» пленных немцев по Москве под охраной наших воинов. Были попытки из толпы бросить в них камнями - все они были для нас ненавистными врагами, не заслуживающими прощения.

Но вот наступил май 1945 года. Заканчивался учебный год. Погода была теплая, ясная! 8 мая у меня произошла небольшая стычка с одним из учеников нашего 3-го класса, перешедшая в драгу, в ходе которой я разорвал ему тетрадь в коленкоровом переплете! В то время это было нечто вопиющее - ведь тетради, даже простые, были большой редкостью и многие из нас писали на простой бумаге, предварительно разлиновав ее карандашом. Гневу классного руководителя не было предела. Тем более, что потерпевший был сыном большого военного начальника. «Завтра без новой тетради и без родителей в школу можешь не приходить!», - было заявлено мне. Тетради взять было негде, да и «радовать» ракой задачей родителей было никак невозможно. И я принял решение: «В школу больше не пойду!».

А вечером радостная весть - кончилась война! Следующий день 9 мая 1945 года был объявлен всенародным праздником Победы и нерабочим днем. Что было в Москве в этот незабываемый день описать трудно. Толпы ликующего народа на всех улицах. И если встречался кто-либо в военной форме, его брали на руки и качали. Всеобщему торжеству не было предела!

И вот настал рабочий день 10 мая. Я все же решился пойти в школу, будто бы ничего и не было. Так оно и случилось - все плохое было забыто, и для меня день 9 мая 1945 года стал двойным праздником! На всю жизнь!

Тяжелые военные годы не щадили никого. На Комсомольском-на-Амуре авиазаводе в то время трудились дети, женщины и мужчины и день и ночь в три смены, потому что прекрасно понимали, что фронту очень нужны боевые самолеты для уничтожения врагов. Но, несмотря на нелегкий труд и высокие производственные задачи, судьбы женщин и мужчин переплетались и обретали свою «заводскую романтику».

Вот одна из сложившихся судеб молодых, вначале – практически почти детей, но уже сознательных и ответственных специалистов, далее - лучших из лучших передовиков - бригадиров Ульяны Морозовой и Виктора Калягина.

…Это было в начале войны, когда шестнадцатилетняя Уля, так звали её подруги, впервые взялась за пневматическую машинку. Ульяну учил бригадир Кравченко.

- Если будешь учиться прилежно, - сказал ей тогда Кравченко, - через полгода поставим на самостоятельную работу.

Кравченко был молчаливым человеком. Он редко разговаривал со своей ученицей, только иногда подсказывал, как лучше держать подставку, как обращаться с инструментом. Он мало надеялся на то, что Ульяна выучиться на клёпальщика. Слишком казалась она ему хрупкой и слабосильной для такой напряжённой, кропотливой работы. Когда Ульяна принималась сверлить, Кравченко каждый раз вздрагивал, опасаясь, что дрель выскочит из её маленьких, почти полудетских рук.

Если бы бригадир поговорил с Морозовой, он узнал бы, что она, живя в деревне, привыкла к любой черновой работе. Разговорились бы по душам, и узнал бы, как сильно желание девушки стать квалифицированным рабочим. Это желание усиливалось тем, что Ульяна хотела быть хорошей опорой своим престарелым родителям и уже от маленького ученического заработка начала откладывать деньги для подмоги матери. Она изо всех сил старалась осилить новое дело, и наставник был поражён её прилежностью. Впервые в жизни он усомнился в том, что клёпальная работа подручна только мужчинам.

Кравченко сдержал слово – через полгода Уля Морозова уже самостоятельно работала на клёпке фюзеляжей самолётов. И это обрадовало мастера.

Когда шли ожесточённые бои под Сталинградом, Кравченко отпросился на фронт. Вручая свой инструмент Ульяне, он тихо сказал:

- Надеюсь на тебя, Морозова, и на твоих подруг, а нас ждут на фронте. Смотрите, не подведите, девчата. А мы Сталинград отстоим.

- Не подведём, - ответила за всех Ульяна.

Девушки трудились не хуже мужчин, ответственно перевыполняя сложные задания, а Морозова старалась за себя и за Кравченко. Две нормы – не меньше.

Через полгода Ульяна была уже бригадиром, а ещё через полгода о ней знал весь завод. Её портрет появился на заводской Доске почёта. Кто проходил мимо щита, невольно останавливал взор на этом портрете. Молодое, энергичное лицо, весёлые задорные глаза. Словно сама юность воплотилась в образе этой девушки.

Но юность стремительна и непокорна. Ульяна не чувствовала удовлетворения. Она хотела быть первой не только на заводе, а, может быть, в городе, и даже в крае. Но как ни старалась Ульяна, как ни старались подруги, их всегда обгоняла одна бригада, и что всего обиднее было, что бригадой руководил какой-то мальчишка из ремесленного – Витька Калягин. Она звала своего соперника обидным словом мальчишка, хотя ни разу в глаза его не видела. Правда, она видела его портрет. Он выглядел очень браво, этот крутолобый, светловолосый парнишка. И как назло, этим портретом всегда открывалась Доска почёта. О нём рассказывали целые легенды, что он очень смышленый и толковый парень. Будто бы он придумал такое приспособление, что сразу высвободил трёх слесарей.  Но Ульяна не верила этим рассказам. Просто парню повезло. А, может быть, мастер ему помогал. Но как бы там ни было, Калягин оставался пока непобедимым.

- Неужели мы, девчата, не обгоним каких-то там мальчишек, - говорила не раз Ульяна своим подругам, - давайте поднажмём ещё немножко и докажем, что наша бригада лучшая.

Так разгоралось это негласное соревнование. Ульяна с рвением читала газету, следя за успехами бригады Калягина. Она втайне радовалась, когда узнавала, что Калягина обгоняли другие бригады, но проходили месяцы, и оказывалось, что Виктор опять шёл впереди всех. А однажды он завоевал сразу три знамени: краевого комитета ВЛКСМ, городское и заводское.

- Что за Калягин? Хоть бы посмотреть, - говорила подручная Ульяны – Аня Колесникова, - как у них там дело поставлено?

- А что на него смотреть, подумаешь, не видели мальчишек, - ответила сердито Ульяна.

- Может быть, там неправильно считают, может быть, приписывают, давайте сходим, посмотрим.

Через неделю, выбрав свободное время, они пошли.

Пришли в цех, где работал Калягин. Рабочее место его не трудно было отыскать. Три алых знамени развевались над верстаками слесарей. Но бригадира в этот день не было. Он заболел и слёг в постель. Дистрофия сказалась… Всё же парторг и Морозова расспросили мастера и членов бригады о их работе. Ребята охотно показывали приспособления, которые применяет Калягин. Их оказалось больше двадцати. Они были настолько остроумны и просты в употреблении, что Ульяна невольно поразилась: насколько умно и смело решались сложные производственные процессы.

- Видать парень-то головастый! – заключил Рыбалов, - у такого есть чему поучиться.

- По-вашему выходит, что мы ничего не применяем, будто мы просто исполнители, - обиделась Ульяна, - вот посмотрите, и в этом месяце мы обгоним всех.

Так оно и получилось. Ульяна чётко распределила все обязанности в бригаде, организовала небольшой поток. Обучила подруг производить по несколько операций. Ни одной минуты не было потеряно зря.

С трепетно бьющимся сердцем прочитала Ульяна в конце месяца решение Комитета комсомола о присуждении бригаде Морозовой первого места. Её фамилия стояла первой в списке стахановских бригад, опубликованном в заводской газете. Но почему она не видит фамилии своего соперника? Почему в почётном списке нет бригады Калягина?

Только потом Ульяна узнала, что всё это время Виктор тяжело болел. «Чему же я радуюсь? Горю товарища?» – корила себя Ульяна. «Скорей бы вышел Калягин, - подумала она тогда, ему теперь, наверное, обидно?».

Но Виктору не было обидно. Он так же, как Уля, следил за газетами и радовался, что его рекорды перекрыты неизвестной девушкой Уляной Морозовой. «Вот это девчата, - расхваливал он соседям по палате, показывая снимок, напечатанный в газете, - с такими девчатами можно и подружиться».

Поправившись, Виктор пришёл в цех с твёрдым намерением провести одно мероприятие. Он решил объединить две бригады в одну и высвободить ещё трёх человек. В голове родился ясный план, как лучше всё организовать по новому, единому порядку. Сразу же были заказаны новые приспособления. Одновременно он предложил ребятам освоить вторую специальность – сварочное дело.

- Будем сами сваривать детали, устраним простой, обойдёмся без сварщиков.

- Правильно придумано, - поддержал Рыбалов.

Через месяц о бригаде Калягина снова прогремела слава, как о лучшей агарковской бригаде. Но теперь вслед за бригадой Калягина всегда появлялось имя Морозовой. Девчата не отставали. Вшестером они заменили двенадцать квалифицированных рабочих.

Виктора подмывало нетерпение познакомиться с Морозовой и узнать, как она сумела добиться таких успехов.

Прошёл ещё год, когда это желание исполнилось, причём, знакомство началось с очень забавного инцидента.

Уже прогремели залпы на берегах Одера, наши войска стремительно шли вперёд, громя врага на всех направлениях.

В городском парке состоялось гулянье молодёжи. Героические сыны и дочери радовались успехам своих братьев. Они знали, что их труд не пропал даром.

В клубе собрались бригадиры фронтовых бригад. Это был цвет города. Они собрались подвести итоги своей самоотверженной работы.

Молодёжь быстро рассаживалась по скамейкам. Раздавался смех, шутки. Только в одном конце завязался спор. Комсорг одного цеха спорил с другим.

- Это место занято, здесь должен сидеть наш бригадир.

- Нет, я его раньше занял для своего бригадира, - утверждал другой.

Собрание началось. В состав президиума вместе с другими были позваны: Виктор Калягин и Ульяна Морозова.

Подымаясь, Виктор заметил, что девушка, сидящая рядом с ним, тоже поднялась.

Они сидели в президиуме рядом, долго не находя слов для разговора.

- Так вот она, Уля, какая, - сказал Калягин.

- Так вот он, Калягин, какой, - в тон ему повторила Ульяна.

Словно сама судьба желала их дружбы. Недаром их имена повторялись всегда вместе, как имена лучших бригадиров военного времени. За годы войны они выросли, возмужали. Теперь это были не подростки, а молодые люди в полном расцвете сил и способностей. Перед ними открывался светлый путь к творческому созидательному труду. И они решили пройти этот путь вместе, рука об руку, как два боевых товарища. Дружба, возникшая в труде, выросла в огромное большое чувство, имя которому – любовь.

Отгремели залпы на Западе и на Востоке. На заводе был большой праздник, тысячи рабочих собрались в заводской клуб на вручение орденов и медалей. Лица у всех были радостные, сияющие. Но, пожалуй, никто так не радовался, как молодожёны Виктор и Ульяна, сидящие в одном из первых рядов. Они, затаив дыхание, слушали слова Указа Президиума Верховного Совета СССР.

- Вот сейчас идти тебе, - шепнула Ульяна. И действительно, член правительства прочитал: «Орденом Трудового Красного Знамени наградить бригадира фронтовой бригады Калягина Виктора Николаевича».

Калягин заторопился. Раздался гром аплодисментов. Этот стройный широкоплечий юноша всем был знаком хорошо. Коллектив завода гордился своим воспитанником.

Не успела Ульяна закрепить сверкающий красной эмалью орден на лацкан пиджака своего мужа, как в торжественной тишине зала прозвучали слова: «Орденом Трудового Красного Знамени наградить бригадира фронтовой бригады Морозову Ульяну Игнатьевну».

- Не волнуйся, Ульяна, - шепнул Виктор.

Но разве можно не волноваться, когда весь зал рукоплескал, увидев знаменитую девушку – бригадира на сцене, получающей награду за свой героический труд.

Ульяна хотела рассказать о многом, о том счастье, которое её переполняет, но спазмы в горле мешали говорить, она сумела произнести только одну фразу:

- Спасибо Ленинской партии, родному Сталину…

Но в этой фразе вылилось всё, о чём думала дочь своей прекрасной Родины. И друзья её поняли. Они аплодировали долго, горячо и взволнованно. Но, пожалуй, громче всех аплодировал Виктор.

Анатолий Иванович Болгов, участник Сталинградской битвы, родился 10 мая 1923 года в Новосибирске. На Дальний Восток семья Болговых перебралась в начале 1930-х. Анатолий Иванович вспоминал позднее о первых днях и годах нового города. Как тронулся в начале мая 1932-го года лед, и вскоре причалили к берегу четырехколесный пароход «Колумб», пассажирская баржа. Люди прибыли на необустроенный, необжитой берег, но задора жизненного в них было так много, что уже через неделю вечерами на берегу пляшут. Это удивляет и запоминается девятилетнему Толе. Людям жить толком негде, они тяжело работают, но не смотря ни на что радуются жизни.

Шустрый мальчишка с интересом наблюдает, как строится молодой город. Вот заработал лесоучасток: «В Каменном карьере была установка, называлась она Финская стружка – это такой большой нож, которым режут осиновые пластины, там сразу был устроен лесоучасток». Вот стали делать первые кирпичи: «Сделали «творило», такую круглую штуку, куда сыпали землю, песок, заливали воду, привязанные лошади ходят по кругу и вращают этот аппарат, делают замесы для кирпичей…». Вот прибыли красноармейцы, и стройка сразу пошла значительно быстрее. «На левой стороне на берегу была строительная контора, там войска стояли. Мне очень нравилось – половина девятого утра, стоит огромный оркестр, труб двадцать и играет. Так с музыкой они и выходили на работу. У них почему-то всегда было хорошее настроение…». 

Быстро пролетели предвоенные годы, Анатолий учился в школе, занимался в аэроклубе авиационного завода. Ему едва исполнилось восемнадцать, когда началась война. В армию его призвали 5 декабря 1941 года. Воевал под Москвой во II-й гвардейской ополченской дивизии, которая входила в армию Рокоссовского. В сентябре 1942 года был направлен в часть, которую отправили в район Сталинграда.

«Нас держали близко-близко от фронта. Мы выходили только ночью, и ночью же подтягивались орудия и танки к передовой. Никто не знал, что готовится наступление. Мы были в резерве командования.

19 ноября рано утром началась артиллерийская подготовка. Ее грохот все усиливался и усиливался. Но поскольку солдат, которые уже участвовали в боях, было мало, в основном молодые необстрелянные ребята, то с вопросами обращались к уже «опытному» солдату, девятнадцатилетнему Анатолию: «Почему такой гул и шум? Что это такое? Когда будут наступать немцы?». Это была одна из самых масштабных артподготовок за всю историю Отечественной войны. Этот день потом стал Днем артиллерии и ракетных войск…


А тогда, поздним утром, уже около 10 часов, нас посадили на машины и переправили через Дон. Шла огромная армия, большое количество танков, кавалерии. Никакого сопротивления со стороны немцев не было. Они просто растерялись, не ожидали такого наступления. Все блиндажи, все наблюдательные пункты противника были разрушены и развалены бомбовыми ударами нашей авиации.

Нам предстояло наступать до Ростова-на-Дону. Наступление было хорошо отлажено, был большой порядок. И вот наконец состоялось окружение вражеской группировки. Конечно, противник был сильный, но у нас было огромное желание победить, освободить город от немцев, и мы это сделали.

Конечно же, были огромные потери, как со стороны немцев, так и с нашей стороны. Но война есть война, она никого не щадит.

За время наступления у нас была возможность посмотреть немецкие тылы. Мы видели тысячи коров и свиней, приготовленных к отправке в Германию, во всем была видна пунктуальность и аккуратность немцев. На почтовых станциях тысячи посылок. Несколько мы раскрыли, там в основном были фотографии кошек, собак, людей, письма и т.д…

Когда шли по тылам, видели огромные немецкие кладбища, они своих солдат хоронили отдельно, ставили березовые кресты, на которых обязательно указывали фамилию, имя, отчество, дату рождения и смерти. Судя по этим кладбищам, потери у немцев тоже были огромными…

Мы стали закрепляться на занятых территориях, рыли окопы. Сначала немцы не делали никаких попыток на нас наступать. Только дня через два немецкие снайперы начали вести прицельный огонь по нашим позициям, в основном старались убивать офицеров.

На стороне немцев воевала румынская дивизия, но это только так говорилось, на самом деле они не хотели сражаться. И при первой возможности примерно тридцать тысяч человек сдались в плен. Интересно, что во время артиллерийского обстрела ни снаряды, ни бомбы не попадали на место дислокации румын…

Наступление длилось около двух недель. Ночью продвинемся вперед и опять окапываемся. В ноябре было еще не очень холодно, и в окопах мы не слишком мерзли.

Наши солдаты умели воевать и сопротивляться, я никогда не видел, чтобы кто-то из наших проявлял трусость.

После Нового года началось серьезное уничтожение немцев, но 7 января меня ранило, и я попал в военный госпиталь в Саратове. А уже 2-го февраля мы все услышали по радио  голос Левитана, который объявил об уничтожении вражеской группировки под Сталинградом. Этот разгром повлиял на весь исход войны»…

Ранение Анатолия Ивановича было тяжелым, и на фронт он уже не вернулся. В 1944 году был демобилизован по ранению и вернулся в Комсомольск-на-Амуре. Здесь от военкомата  его посылают учиться в юридическую школу в Хабаровск. После, в 1946 году, он поступает в юридический институт, после его окончания работает юристом на заводе Амурсталь. В 1957 году А.И. Болгов назначен заведующим городской юридической консультацией, в 1963 году – председателем народного суда Комсомольска-на-Амуре. В 1966 году перешел на завод им. Ю.А. Гагарина начальником юридического отдела. В 1988 году ушел на заслуженный отдых.

Награжден орденом «Отечественной войны I степени», медалями: «За отвагу», «За оборону Москвы», «За оборону Сталинграда» и другими.

История Екатерины Семеновны Сорокиной, ветерана Великой Отечественной войны.

В составе 62-й армии генерала Чуйкова прошла Екатерина Семеновна Сорокина героический боевой путь от Сталинграда до Берлина. В начале войны она была наводчицей-пулеметчицей, а затем минометчицей. Награждена двумя орденами Славы, медалями «За оборону Сталинграда», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов», «За освобождение Варшавы» и другими.
«В армию я попала в 1939 году, тогда мне было всего 14 лет. За пять лет до этого я с мальчишками сбежала из детского дома.

…В Сталинграде мы стояли у тракторного завода. В момент затишья перед боем решила я пойти посмотреть, как наши орудия танки подстреливают. Мужики наши надо мной посмеивались: «Иди-иди, – говорят. – Там только тебя и не хватает». Я пришла. Встала. На мне фуфайка была большая надета, волосы под шапкой спрятаны. Не понятно, что девчонка. Солдат в сторонке сидел, портянки накручивал, меня увидал и говорит: «Эй, малец, иди отсюда. Скоро здесь жарко убудет». Я ни с места. Он подошел, схватил меня за руку и резко повернул: «Я же сказал, иди отсюда». Тут с меня шапка упала, а он рот разинул: «Девчонка! Что ты тут делаешь?!» «Я солдат!» – отвечаю. Нагнулась шапку поднять и вижу: танки идут: «Со мной возитесь, а вон танки». 

Они тут же про меня забыли, начали оружия заряжать. Их командир, наблюдавший за нашей перепалкой, подошел ко мне и сказал: «Пойдем со мной». И я пошла за ним, встала рядом. Он команды мне шептал, а я вслух громко повторяла. Потом увидела, как танк подбили, и сказала ему: «Командуй сам!» Схватила снаряд, зарядила. Солдат дал мне веревку и сказал: «Как только командир скажет «огонь!», дергай». Так я и сделала. Выстрелила. Когда все кончилось, командир меня спросил: «Как тебя зовут? Где вы стоите?» Я рукой махнула: «Вон за тем бугорком». И ушла. 

Через два дня он меня разыскал. Подошел ко мне. Встал на колено, взял мои руки и поцеловал. Я подумала, кто я такая, что он мне руки целует? А он вручил мне медаль. Я удивилась еще больше: «За что?» Он мне ответил: «Ну, ты же танк подбила! И если бы ты все время с нами стояла, ни один солдат бы не дрогнул. Все бы в цель попадали».

В составе 82-й дивизии мы освобождали крепость Цитадель в Познани. Она была на пути к Берлину. Вокруг крепости наши войска сосредоточили всю артиллерию. Бои были тяжелые, кровопролитные, а когда мы ее взяли, я решила спуститься в подвал. В большом зале вдоль стен ногами в проход лежали солдаты врага, мертвые и раненые. Конечно, про них забыли. Я приготовила автомат, фонарик включила. Шла, смотрела на них. Вижу, раненые кое-как дышат уже. Голодные были. Я, забыв, что это враги-фашисты, поднялась наверх и пошла к повару. Наши солдаты свиней в Познани забили, похлебку сварили, уже наелись все. Я у повара попросила налить мне остатки в ведерко. 

Он спросил, куда я его нести собралась. «Да там солдаты голодные», – ответила я и пошла к фашистам. Пришлось скрыть, кому несу, иначе бы он не дал. Когда в подвал спустилась, запахом еды потянуло, и те солдаты, которые еще живы были, зашевелились. Подползли ко мне. Один из них попросил у меня ложку. И они этой ложкой по очереди ели. Не смогла на это долго смотреть, убежала. Это была такая трагедия! Мы ведь еще детьми до войны были битые, знали цену хлеба, воды и места, где можно «приткнуться» спать».

День Победы Екатерина Семеновна встретила в Берлине. До самого дня капитуляции ее миномет стрелял по Рейхстагу. 8 мая по громкоговорителям передали, что через город проезжали парламентеры. Бои прекратили, и в городе воцарилась тишина. Екатерина Семеновна встала на пост у метро. Внезапно враги открыли стрельбу. В метро, у которого стояла минометчица, попал снаряд. Екатерину Семеновну ранило осколком, но не смертельно – спасла медаль за освобождение Сталинграда. Сегодня эту пробитую осколком медаль можно увидеть в музее истории нашего предприятия. Сюда ее передала сама Екатерина Семеновна, которая долгое время после войны работала заводским фотографом.

Всё дальше и дальше от современных поколений ужасы и уроки Второй мировой войны. К сожалению, уходят в забвенье имена тех, кто ковал победу на фронтах войны и в тылу врага. Но пока мы живы и помним, хотелось бы вытащить на поверхность и письменно увековечить имена героев, подаривших нам свободу и мир.

Для коллектива Экспоцентра КнААЗ таким героем является Заярный Александр Александрович. Это имя прозвучало в 2010 году из уст аса заводской истории, начальника видеоцентра завода В. Г. Ивахненко. Это были скудные сведения о том, что первым руководителем заводского музея (клуба трудовой и боевой славы) был работник отдела новой техники, участник Великой Отечественной войны Заярный.

Начались поиски сведений об этом человеке. Удалось найти личное дело, в котором имелись сведения о годе, месте рождения, образовании и работе на нашем заводе, поговорить с работниками Дворца культуры, с которым предположительно он мог сталкиваться по работе (коллеги мало, что помнили. Только то, что он оформлял сцену Дворца для различных мероприятий). Перелистав подписку заводских газет, обнаружили статью за 1967 года, которая подтверждала, что ответственным за художественное оформление музея назначается Заярный А. А. И это, пожалуй, всё!

Но сегодня, благодаря Интернету, раскрылась другая часть жизни нашего героя. Сайт «Память народа» позволил познакомиться с историческими документами – приказами и наградными листами, узнать боевой путь фронтовика Заярного А. А.

Александр Александрович родился 02.11.1913 г. в г. Харькове Харьковской области Украинской ССР. Участвовал в боевых действиях с июня 1941 по май 1945 годов в составе 114-го танкового полка 3-й армии, 114-го танкового полка 14-й кавалерийской дивизии 7-го гвардейского кавалерийского корпуса 1-го Белорусского фронта, 114-го отдельного танкового полка 14-й кавалерийской дивизии 7-го гвардейского кавалерийского корпуса бронетанковых и механизированных войск 1-го Белорусского фронта на фронтах Великой Отечественной войны (Юго-Западный, Сталинградский, Брянский, Центральный, 1-й Белорусский фронты). Гвардии старший сержант, офицер разведки. Имел три ранения и три контузии, трижды горел в танке. Инвалид войны. Награждён орденами Отечественной войны I степени, Отечественной войны II степени, двумя орденами Красной Звезды, медалями «За оборону Сталинграда», «За взятие Берлина», «За взятие Варшавы», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941 - 1945 гг.».

Впечатляет список наград: четыре ордена и четыре медали, за которыми подвиги, приближающие долгожданную Победу.

К мирной жизни фронтовик Заярный А. А. вернулся в 1950-е годы в Комсомольске-на-Амуре. Вначале работал начальником пионерского лагеря судостроительного завода. А в 1963 году пришёл работать на наше предприятие и трудился в цехе № 16 мастером, с 1968 по 1973 годы инженером ОНТ. Именно в качестве инженера ОНТ в большей мере пригодилась мирная профессия нашего героя – художник. Он влился в творческий коллектив инициативной группы по созданию музея трудовой и боевой славы при Дворце культуры и создал его первый художественный облик.

В преддверии Великого Дня Победы верится, что наши потомки никогда не забудут то, какой ценой достались нашей Отчизне свобода и мирное существование, что в каждой семье будут помнить своих героев. А мы работники КнААЗ помним героев нашей большой многотысячной трудовой семьи.